Николай Задорнов - Первое открытие [К океану]

— Ну, Геннадий, надо капитаншу! У тебя оклад! Кормовые!

— Ты теперь богат, у тебя денег много? — спрашивали друзья. — Нет ли невесты на примете?

И опять он вспомнил Машу. Милая, славная, умная девица, но как он далек ей со всеми своими мечтами!..

Волна лениво поднимается над судном. Нос «Байкала» медленно взбирается на волну. Гребень ее, весь в белой накипи, бурлит где-то высоко. Казалось, от этого приближающегося гребня оторвались и несутся над волнами по небу рваные клочья облаков.

Судно вставало бугшпритом вверх и круто подбирало под себя темную и мрачную гору. Вот гребень волны закипел, зашумел и понесся к бугшприту. Перегоняя его, мчалось облако пены и белой пыли. Волна, подкатывая к судну, вдруг светло и радостно зазеленела, насквозь просвеченная в вершине солнцем, и в тот же миг послышался вой ветра в гребне и в мачтах, раздался страшный удар, гребень крутым водопадом рухнул, заливая полубак и палубу, метель водяной пыли пронеслась по мачтам.

«Байкал» пронырнул сквозь пену и брызги волны. С вершины ее открылся вид огромного бушующего светло-зеленого океана. Паруса замокли и почернели. Столбы водяной пыли между мачтами рассеивались, и среди них над затопленной палубой, над бортом и над волнами во множестве загорелись радуги.

«Байкал» стал падать. А впереди уже шла новая волна, близилась новая пытка, и все на судне — и те, кто стоял наверху, и те, кто проснулся и еще лежал на койке, — чувствовали ее приближение и с неприязнью ожидали нового удара.

…К полудню шторм начал стихать.

Боцман Горшков пробирался по борту. Он мал ростом. У него карие глаза, вздернутый нос, щетинистые черные брови. Этот человек — грамотный и отважный моряк. Он спокоен.

— Ну как такелаж, не ослаб? — спрашивает его капитан.

— Никак нет, — отвечает боцман.

— А ну, пошли, Горшков, человека на марс[155]. Пусть попробует ванты.

Лихой матрос Шестаков бежит наверх, мягко и плавно работая руками и ногами.

— Лицом к вантам! — кричит боцман. — Левую потряси… Обеими руками, не жалей ее! Правую!.. Дюжат, Геннадий Иванович.

— В Рио будем опять тянуть, — отвечает капитан.

Цвет моря меняется, оно стало ярко-зеленым.

Но вот океан утих. Дует ровный попутный ветер.

— Земля! — раздается крик с марса.

Вот и бразильский лоцман в форменной куртке прыгает, как кошка, на трап.

«Байкал» подходит к Рио-де-Жанейро. Идет парусная рыбацкая лодка. Бронзовые лица и бронзовые руки гребцов. …Белые стволы пальм и горы — как куски синьки. Жаркий ветер дует с каменных гребней хребтов, они террасами громоздятся над бухтой, над зелеными холмами, над белыми домами города, залитого солнцем.

…Вот и рейд.

— Нездоровый порт, чтобы болезней не схватили, — говорит капитан.

На шлюпке подходит доктор в белой шляпе.

— Есть больные, господа? — спрашивает он, поднявшись.

— Нет больных, господин доктор! — отвечает по-английски Казакевич.

Удивленный доктор здоровается с судовым доктором Бергом. Они говорят по-латыни.

— Капитан приглашает доктора на чашку чая… — говорит Казакевич. Но там не только чай…

— Приготовить якорь! — раздается команда.

— А в Питере сейчас, верно, дождь льет, ветер, — бормочет на баке Горшков, поглядывая на город, на пальмы и на полуголых лодочников в огромных шляпах.

— У нас на всех людей были лишние комплекты белья… — объяснял доктору Невельской.

На судно явился русский консул.

— Гляди, березы… Во-он, белые! — говорит Алеха.

— Это не березы. Пальмы тут с белыми стволами, издали походит на березник.

Мчатся к «Байкалу» быстрые гребные вельботы от стоящих на рейде североамериканских и английских военных кораблей.

Первая встреча с американцами, о которых так много приходилось читать и слышать.

Высокий черноволосый лейтенант в синем вицмундире из шлюпки со звездным флагом подымается по трапу.

Привез визитную карточку своего адмирала и приглашение капитану на корабль. Приветливо смотрят чистые голубые глаза.

Американцу не менее интересно увидеть первое в жизни русское военное судно. Первая встреча с русским капитаном. Американский лейтенант, не выдавая любопытства, осматривает чистейшую палубу, блеск меди, свежесть русских лиц, порядок бухт канатов, парусов, расторопность матросов.

В салоне капитана — отличный выбор вин. Офицеры говорят по-французски.

Заговаривает хорошенький смуглый мальчик в мундире юнкера. Но по-французски лейтенант не говорит. Только по-английски и по-португальски. Юнкер говорит и по-английски.

Светло-русый английский лейтенант в шарфе и в шелковом цилиндре с кокардой — этот англичанин с такими тонкими губами, что они кажутся поджатыми, — привез не только «визит», но и приглашение и поздравление своего адмирала. Роскошные арбузы передаются с вельбота на борт.

За бутылками французского шампанского — разговор, как шли.

Грохот орудий. «Байкал» салютует бразильскому флагу. От порта отваливает шлюпка. Казакевич немедленно идет на вельботе с рапортом к бразильскому адмиралу. Целая вахта на палубе — в парадной форме.

Встречают и провожают гостей, то и дело проделывают экзерсиции ружьями. Строй ровный, ни один не шелохнется. Блестят застежки ремней, надраенные пряжки и пуговицы. Славно выглядят загоревшие русые моряки под тропическим солнцем. И сейчас видно, как хорошо, по росту, из видных и здоровых людей подобрана команда. В новеньком обмундировании, они — как с марша гвардейских экипажей на площади перед Зимним.

Опять звук ружей. Отъезжают лейтенанты. Снова строится караул. Подходит катер коменданта порта.

Все это очень важно. В первый день прибытия, после тяжелого перехода, кажется на судне все в полном порядке.

А на самом деле забот много. Порт — хлопоты, бесконечные дела. Ведь впереди мыс Горн, обещано капитану, что «Байкал» пойдет там ко дну, как мокрая курица, что он неуклюж, не будет слушаться руля, не взойдет на волну, ведь у Горна не такие волны, как везде.

Комендант привез бананы, арбузы… Разные фрукты, каким и названия нет.

— Фрукта, фрукта, — говорят матросы-негры в белом.

Матросы обрадовались тыквам.

Капитан сообразил, что тыквы, видно, тут хороши, если их шлют в подарок. Тыквенная каша с рисом или пшеном — преотличная штука.

Потом уж, когда сняты были парадные мундиры, в которых чуть не сгорели люди, и надо было браться за черную работу, подшкипер сказал капитану по-свойски:

— Тыква тут вкусней арбузов. Но и арбузы хороши.

— Вот сторонка! — говорили матросы. — Чужие люди навезли всего!

Не сходя на берег, все почувствовали прелесть и благодать этой страны.

Невельской и офицеры на следующий день отправились отдавать визиты адмиралам. Потом адмиралы приезжали на «Байкал». Офицеры довольны капитаном. Выдержка, сдержанность, аристократизм видны в нем. Во время всех этих официальных встреч он почтительно и с достоинством встречает гостей. Американский адмирал сказал, что «Байкал» очень нравится ему.

— В Кронштадте уверяли меня, что судно мое не обойдет вокруг Горна, — с чувством признательности за любезность, выказанную гостем любимому детищу, признался капитан. — Что мы пойдем там ко дну.

— Нет, — ответил американец. Потом еще раз попросил показать судно. Обошел его с Невельским и сказал: — Судно очень крепкое. Такая конструкция хороша, — добавил он, как бы что-то обдумывая.

— Я строил его сам!

— Дойдете благополучно! — спокойно сказал адмирал. — И обойдете Горн.

Американцы пригласили к себе на обед и на приеме рассказывали про войну с Мексикой, про бомбардировку и штурм Вера-Круса[156], сказали, что Сан-Франциско на Тихом океане — чудо-порт и быстро строится. Золото там открыто. Перед Штатами на Тихом океане открываются большие возможности.

— В том числе и хорошие отношения с Россией! — сказал адмирал и предложил за это тост.

— Тут уже нет «правую потрави» да «левую подтяни», — говорит Козлов, ступая из шлюпки на белый камень берега.

Матросы одеты по-праздничному, в белых рубахах.

— Смотри, Шестаков, не вздумай сбежать! — шутя говорит своему любимцу капитан.

— Тут жарко очень… — осмелели и шутят матросы.

— Из-за тыквы разве! Тыква тут преотличнейшая!

Боцман намазал голову маслом, теперь ветер не треплет его чуб.

— Ну, ребята, не подвести…

И тут на пристани толпятся торгаши. Матросов зазывают в кабаки, в веселые дома.

…Матросы зашагали. Кругом — пальмы. И есть деревья невиданные. Десятки стволов сплелись. Стволы тонкие, витые.

После сорокасемидневного перехода как-то странно, что можешь идти куда захочешь, всюду много свободного места. Нет борта, за которым все кончается. Почва под ногами тверда, нет ветра. Приятно видеть пробегающих лошадей, зелень на деревьях, фрукты. На людях шляпы огромные, много негров. Матросы накинулись на фрукты.